Евгений КЕМЕРОВСКИЙ: «Моему брату-близнецу какие-то невероятные сны всегда снились — они все сбывались. Однажды Саша сказал мне, что видел сон, как я разбился на машине. «Ты, — попросил, — в гостинице спрячься, даже на улицу не выходи». Это за несколько недель до его смерти было: свой паспорт он потерял, взял мой и с ним в автокатастрофе погиб. Сон все-таки вещий был — в нем свою смерть он увидел»

Евгения Кемеровского в шоу-бизнес привела трагедия: в 1992 году в жуткой автокатастрофе погиб его брат-близнец — известный спортсмен, чемпион СССР и России по вольной борьбе. «У Сани был дар: все сны, которые он видел, сбывались, — писал Женя в «Бульваре Гордона». — Однажды он мне рассказал сон, будто я разбился на машине. Пришлось переспросить: «Почему я?», на что он ответил: «Потому что видел сотрудника ГАИ, который достал твой паспорт»...

Я подумал, что жить мне осталось немного, закрылся в берлинской гостинице и никуда не выходил. 1 декабря 1992 года мой брат потерял документы. Заехал ко мне домой в Москву (у него был ключ от квартиры), взял мой паспорт и права, а вечером трагически погиб в автомобильной катастрофе под моим именем... Три месяца после похорон я был похож на сумасшедшего, и тогда вспомнил его изречение: «Когда-нибудь ты начнешь свою жизнь сначала — не бойся, у тебя все получится».

Музыка, по словам Евгения, буквально вытащила его с того света, вывела из шока и ступора — внезапно Кемеровский (тогда еще Яковлев — такова настоящая, «родная» фамилия артиста) осознал, что просто обязан записать альбом памяти брата, и на те искренние чувства, которые начинающий автор-исполнитель вложил в свой первый диск под названием «Мой брат», так же искренне отозвался слушатель. Женины песни «Холодное утро», «Подарите мне вечер в Москве», «Ностальгия» стали популярными, а столь актуальная в 90-е годы «Братва, не стреляйте друг друга» — знаковой.

В своей студии Кемеровский не просто работал — он там жил. Забросил приносивший хороший доход бизнес, занимался творчеством по 10-14 часов в сутки и при этом успевал ходить на радиостанции, телеканалы, чтобы самостоятельно, без чьей-либо помощи, проталкивать в эфиры свои песни.

В итоге к Жене как к перспективному автору стали обращаться маститые исполнители — он писал для Лаймы Вайкуле, Ирины Аллегровой, Александра Буйнова, Кати Лель, а его «Глухонемую любовь», спетую Борисом Моисеевым, и сейчас, по прошествии лет, охотно поют в ресторанах, караоке-барах, на различных телевизионных шоу... «В чем секрет? — удивляется Кемеровский. — Наверное, в том, как это исполнено. Я изначально советовал: «Борь, ты не пой — ты просто расскажи. Такие истории рассказывают, и тогда люди в них верят...».

Сам Женя признавался: такая вот безответная, глухонемая любовь в его жизни была — в юности. Тогда девушка мечты предпочла молодому спортсмену из шахтерского городка Кемеровской области (откуда, собственно, и псевдоним) состоявшегося и состоятельного мужчину, ясно дав понять: он сможет мне дать все, чего я достойна, а ты вообще кто? — однако тот печальный жизненный опыт давно затерялся в прошлом: сейчас Женя счастливо женат на красавице-украинке Тамаре, которая, наоборот, решила, что не в деньгах счастье, и ушла к Кемеровскому от богатого банкира, причем сразу же после знакомства.

Столь интересная и далеко не простая судьба могла бы стать основой киносценария, тем более что по второму своему образованию Женя — режиссер и сценарист, однако писать обширные мемуары или снимать о себе кинополотна Кемеровский не спешит — пока выпускает лишь новые песни и книги стихов. Названия книг, кстати, обнадеживают: «Счастье», «Бесконечность»...

«За все годы в шоу-бизнесе я ни разу никого не подставил и все свои обязательства перед компаниями выполнил, — говорит Ев­ге­ний. — Дружу со многими артистами, восхищаюсь яркими индивидуальностями и счастлив тем, что живу с ними в одно время. Звездами не становятся — ими рождаются, а на то, чтобы стать профессионалом, нужно положить жизнь. Если меня спросят, как я живу, отвечу, что радуюсь каждый день восходу и принимаю мир таким, каков он есть. Еще не разучился любить и верю в мужскую дружбу, давно доверяю цифрам и знакам, уважаю себя и своих близких. Всегда пою для людей вживую, потому что ценю своего зрителя, пою для политиков и солдат, для губернаторов и шахтеров, для бизнесменов и малоимущих, на стадионах и в клубах, выкладываясь до конца. Никогда никого не предавал и не делал подлостей, а если что-то не получается — не жалею, иду дальше...».

С Женей Кемеровским я дружу много лет, и, помимо всего прочего, могу сказать: это человек, напрочь лишенный зависти. Белой, черной, творческой, связанной с бизнесом — любой: просто не­знакомо Евгению это чувство, и потому он способен радоваться не только своему, но и чужому успеху, а это, согласитесь, такое редкое в наше время качество, что если уж повстречал такого друга, бережешь его как зеницу ока...

«Если дрались, то до первой крови, и не толпой на одного, а двор на двор»

— Женя, в cтоль теплой неформальной обстановке хочу в самом начале нашей беседы признаться: я тебя очень люблю...

— Спасибо, Дима!

— Ты настоящий, и творчество твое не придуманное, не фальшивое, а от сердца идущее, поэтому мне вдвойне приятно с тобой сегодня беседовать...

— Наконец-то мы для интервью встретились, да, Дим?

— «Вот и встретились два одиночества...». Я знаю, что родился ты в поселке Новый Городок неподалеку от городка Белово в Кемеровской области, — это Кузбасс, шахты... Скажи, сам ты когда-нибудь в шахту спускался?

— Ну конечно, — думаю, мы там все эту школу прошли. У нас экскурсии были — шахтеры себе смену готовили. Раньше все эти ПТУ были в почете, потому что рабочая профессия, шахтерская династия, понимаешь? Для коммунистического времени, в котором мы жили, это было естественно.

---

---

— Тяжело в шахте?

— Невероятно!

— А страшно было спускаться?

— Конечно — там же по 500 метров, по километру, по два под землей...

— Это правда, что шахтеры до 70 лет, как правило, не доживают?

— Да, 70, мне кажется, это уже крайний у них срок, но моему отцу 83, и, слава богу, до сих пор жив...

— Он тоже шахтер?

---

---

— 35 лет на шахте проработал, в забое — ты вообще понимаешь, что это? — а пенсия у него, Дима, несколько тысяч рублей: это примерно 200 долларов — за такой труд...

— Ты вольной борьбой занимался, а хулиганом в детстве был?

— Смотря что считать хулиганством (улыбается). Разумеется, был, но у нас и рамки хулиганства определенные имелись: мы знали, чего делать нельзя. Если дрались, то до первой крови, и не толпой на одного, а двор на двор...

— Правила были...

— Ну да. То поколение чистое было, потому что три канала телевидения, несколько — радио, с десяток журналов... «Огонек», помню, все любили, газету «Правда» читали, «Комсомольскую правду»... Такого количества информации, как сейчас, не было, мы ждали хоккей и футбол, слушали, что старшие скажут, и хотели, чтобы не было войны, — вот так моя юность прошла...

— Хлеб на столе есть — и слава Богу...

— Да-да. Отец от 500 до тысячи рублей получал...

— ...по тем временам деньги огромные!..

— ...мама работала врачом, 150 зарабатывала. Вроде все у нас было, на Новый год — мандарины и конфеты: это был праздник великий. На улице, помню, пропадали, потом у нас с братом тренировки начались — Сашка-то у меня, брат-близнец, сильно боролся, а затем я решил уехать.

«Когда мама решила рожать, в деревенском роддоме испугались: две головы внизу»

— Вы с братом, который погиб, зеркальными близнецами родились — сердце у него было справа...

— Все наоборот, вообще все! Родились необычно — расположены были друг к другу лицом. Тогда современных приборов еще не было, и когда мама решила рожать, в деревенском роддоме испугались: две головы внизу, но мы очень быстро на свет появились — с разницей в 20 минут: здоровые, все нормально...

— Ощущение, что у тебя есть брат и что он такой же, как ты, практически с такими же лицом и фигурой, когда к тебе пришло?

---

---

— Ну, в детстве, маленькими, мы всегда вместе держались, а лет с 12 странная история получилась — нас стало рас­кидывать. Осознавая все, что в моей жизни произошло, я стал прокручивать события назад, как киноленту, и вот до 12 лет дошел и понял: уже тогда судьба мне знаки давала — все, что происходило, происходило по знакам и по числам.

— Вы с Александром дружили или дрались?

— И дрались, и дружили — мы же братья. Он был всегда лидером: и побольше, и покрупнее, и боролся лучше, стал чемпионом Советского Союза и России по вольной борьбе...

— ...ого!

---

---

— Серьезным был парнем, но сердце с правой стороны, и на международные соревнования его практически не брали. Был такой профессор Смоленский, и он боялся: вдруг как-то что-то не так пойдет, хотя тогда борьба очень сильной была, в любом весе по 100 претендентов буквально из всех республик было. До сих пор я на гастролях этих ребят встречаю, у нас очень теплые отношения.

— Когда перестройку объявили, первые кооперативы пошли, и тут же начался рэкет — борцам предложения одно за другим поступали...

— И борцам, и боксерам, но меня в России тогда не было — я окончил Высшую школу тренеров и уехал в Германию.

— А брат?

— Брат позже ко мне присоединился. Он жил в Сибири, рано женился, ребенок был маленький... Когда подрос, семья переехала, а 1 декабря 1992 года Саша погиб. Приехал в Москву с другом — Костей из Киева, ехали на машине, навстречу полковник милиции с женой мчался — страшнейший удар, непонятно, кто виноват, два автомобиля с дороги слетели и валялись на обочине, разорванные в клочья. Шансов выжить не было, а я как раз был в Берлине — узнал, прилетел, похоронил его и начал новую жизнь. Мы занимались бизнесом, все вроде хорошо шло...

«Песню «Братва, не стреляйте друг друга» я написал потому, что этих пацанов было жалко, которые друг в друга шмаляли»

— Это правда, что брат однажды сказал, что умрет в 30 лет?

— Да, а вообще, все странно получилось — перед его смертью. Ему какие-то невероятные сны всегда снились...

— ...и он их рассказывал?..

— Да, но все сны при этом сбывались — вот удивительно! Если у нас может быть так: во сне одно, а в жизни наоборот, то у него каждый сон был в десятку, и вот однажды он мне сказал, что видел сон, как я разбился на машине. «Ты, — попросил, — в гостинице спрячься, даже на улицу не выходи, пускай тебе в номер завтрак, обед и ужин приносят». Это в ноябре, за несколько недель до его смерти, было, и я вдруг понимаю, что со мной все нормально, я опасности не ощущаю, а сам он в Москву приехал, мой паспорт взял — и с моими документами в автокатастрофе погиб...

— То есть сон все-таки вещий был...

---

---

— В нем свою смерть он увидел.

— А почему он твой паспорт взял?

— Свой потерял. Я его еще спросил: «Почему ты решил, что это я разбился?», и он ответил: «Я видел, как гаишник подходит, паспорт достает, а там написано: «Евгений». В чем вся фишка этого сна была? Он точно мой паспорт видел! — в итоге взял его и погиб сам.

— Эта трагедия выбила тебя из колеи на три года...

— На целых восемь, Дима...

— Ты, знаю, дома запирался, по пять-шесть фильмов в день смотрел, работать не мог и вдруг в один прекрасный момент в студию отправился...

— В студию уже через три месяца меня потянуло, 1 марта, — даже день помню. Меня привезли в больницу в обморочном состоянии — шоковом: думаю, это все испытывают, когда близкого человека теряют, и вдруг я увидел Сашин дух, он сказал: «Иди пой, я тебе помогу». С этого дня в студии начал жить (буквально — не в квартире, а в студии), а тут еще западные клипы стали как раз появляться... Я себе пообещал: «Пока альбом памяти брата не напишу, не уйду», и вот 1 декабря 1995-го, ровно через три года, я презентовал этот альбом в модном в то время клубе «Арлекино» в Москве. Тогда уже клипы мои крутились, нашумевшая песня «Братва, не стреляйте друг в друга» была — я ее написал, потому что это такое поколение было, мне этих пацанов было жалко, которые друг в друга шмаляли...

— Говорили тогда, что твой брат был криминальным авторитетом...

---

---

— Не-е-ет, он был спортивным авторитетом, к которому прислушивались, — был сильным, справедливым, очень честным, со всеми дружил, и вся Москва его хоронила. Не думаю, что он какую-то черту перешагнул.... «У каждого своя судьба, своя дорога...», как в одной из моих песен поется, — жаль, что его дорога так быстро оборвалась. Сашка был очень умный: за день, например, миллион долларов мог заработать...

— И зарабатывал?

— Зарабатывал!

— Выходит, он при деньгах был?

— Да, а вообще, настолько он был неземной! Пел нереально, писал нереальные песни — я снял на них клипы «Ностальгия», «Холодное утро», «Вечер в Москве». Он мне их перед смертью под гитару напел, и я все запомнил — представляешь?

«Все родились под солнцем, только солнце каждому его место указало»

— Тебе его сейчас не хватает? Ты вот представляешь, что было бы, если бы он был жив?

— Ты знаешь, я, может, все за это отдал бы! Больше 20 лет прошло, и я не то чтобы свыкся или смирился — просто начал жить, будто один родился. Конечно, он снится мне иногда — вчера вот приснился... Помогает, подсказывает, учит — такое ощущение, что все видит, но я не ожидал, что мой путь в шоу-бизнесе будет таким трудным. Меня ведь никто никогда не раскручивал...

— ...не ждал...

— ...у меня никогда крыши музыкальной какой-то не было, я ни к кому не обращался. Да, в какую-то передачу просил поставить — это нормальное явление, но меня никогда особо в «Песню года» не звали, не приглашали в «Огоньке» выступить, хотя мои песни сегодня звезды первой величины поют...

— Ну, был бы ты геем, показывали бы — и в «Огоньках», и в «Песне года»...

---

---

— (Смеется). Это невозможно — я мужчина, я чувствую это каждой клеточкой своего тела, и это правильно: мужчина должен ощущать себя мужчиной, женщина — женщиной. Бесспорно, я знаю и понимаю, что есть однополые браки, однополые связи: это выбор каждого человека, но я все-таки за настоящее: Бог создал мужчину и женщину — значит, так и должно быть.

— Твоя настоящая фамилия — Яковлев: Кемеровский — потому что из Кемеровской области?

— Так Сашка себя называл — я в память о нем этот псевдоним взял. Я как-то клип в Нью-Йорке снимал, и американцы не могли выговорить: «Ia-ko-vlyev». Переводчик спросил: «А нельзя, чтобы чуть попроще тебя звали?». Я сразу: «Kemerovsky!». Они: «ОK!».

— Помню 95-й год и твою песню «Братва, не стреляйте друг друга» — это был мощный дебют, яркий... Братва, интересно, эту песню заметила?

— Ну, конечно — я у всех ее спел (улыбается).

— Какие у тебя отношения с братвой тогда были?

— Честно?

— Разумеется...

— У меня они и сейчас хорошие — я многих людей из этого круга знаю. По большому счету, глупых там нет — все умные, просто, как я понял, все они из простых семей и в нищете жить не захотели. Коммунисты же до ручки нас довели, страна на грани какого-то обрыва стояла.

— «Вдоль обрыва понад пропастью»...

— Да, а демократы начали заводики приватизировать, ваучерики придумывать — все заграбастать захотели, и парни стали бизнес свой защищать. Как вот братва Смольный в 1917 году брала? Царь-то, оказывается, богатый у нас был...

---

---

— ...ну, не бедный точно...

— ...какие хоромы везде имел, а у народа ничего не было. Нельзя, как 100 лет назад, жить и так же к людям относиться — за последнее столетие все ведь придумано, абсолютно все! Раньше на лошадях ездили — сейчас по небу летают, а что еще через 100 лет будет, поэтому братва — это ребята, которые захотели жить, а все, как я говорю, родились под солнцем, только солнце каждому его место указало.

Никого я не осуждаю и не имею на это права. Я артист, я эту профессию выбрал — и пою для всех одинаково: и для народа, и для президентов, и для врачей, и для шахтеров... У меня моя тысяча концертов была, а сейчас совершенно новая программа из трех пластинок «Судьба» выходит — ты ее у себя на дне рождения слышал. «Неизвестный паром», «Судьба», «Опустевший вокзал», «Бабочки», «Охота на волков», «Марш Высоцкому»... Столько новых песен, Дима! Раньше, когда альбом «Мой брат» появился, тур «Над сибирской тайгой» назывался, а сейчас — «Судьба».

«Ни одного глупого олигарха я не встречал — мозг у них 24 часа в сутки работает»

— Женя, тебе перед многими олигархами выступать приходилось?

— Конечно.

— Что же они за люди?

— Ни одного глупого я не встречал. Я осознал, что публичным человеком не так-то просто быть, а тем более олигархом. У них мозг 24 часа в сутки работает, и, я думаю, музыка позволяет им немножко расслабиться, отдохнуть. Чтобы сохранить империю, надо же развиваться, Дим, — это как в нашей профессии: если остановишься, ты никому не нужен, понимаешь? Так и здесь: деньги должны работать, люди на заводах должны получать зарплату — это серьезная, я тебе скажу, карма.

— Каковы олигархи в быту?

— Ну, я разных видел... Безусловно, кто-то хочет жить по максимуму: частный самолет, охрана...

— В лаптях никто ходить не желает...

---

---

— Разумеется, и не будет, но в сущности, думаю, они обычные люди: смотрят кино, новости...

— Философы среди них тебе попадались?

— Конечно!

— А были интересные ситуации, с олигархами связанные?

— Да, разумеется, Дим, но...

— Ну ладно, фамилий не называй...

— Перелеты-вертолеты-самолеты, катера, подводные лодки — все было, очень много было поездок, которые на всю жизнь запомнятся: они иногда какие-то странные концерты на каких-то островах любят... Много чего, повторяю, было, но никогда не было скучно, и если афишный концерт, обычный, идет два часа — больше нельзя, то там времени нет: в семь вечера можем начать и в пять утра закончить. Это совершенно другая история, я бы сказал, история определенного драйва — вот там ты расслаблен полностью! Перед народом тяжелее иногда выступать: публика тебя рассматривает, мол, ну-ка, давай-ка, покажи нам, мы уже здесь всех видели, удиви нас! — а там никого удивлять не надо, люди просто отдыхают, для них музыка — отдых после работы.

«Нельзя ни о чем жалеть. Можно, только если не на той женщине женился»

— Я в тех краях, откуда ты родом, бывал и, что это, хорошо представляю. Скажи, Сибирь — это другая планета?

— Да, но, думаю, за эти 20 лет Россия потеряла немножко и Сибирь, и Дальний Восток. Если бы я был начальником Сибири, какие-то правильные шаги сделал бы. Во-первых, нужно заново города выстраивать...

— ...они же в упадке?

— Ну, безусловно, какие-то отреставрированные здания есть, местный бизнес старается, но сами города...

— Сибиряки — это особая порода людей?

— Ну, если в 41-м Москву отстояли, как ты считаешь? Особая, ты прав, там слабаков нет: и мужчины, и женщины — все сильные. Их постоянные морозы закалили, ощущение того, что они не в центре живут, а как бы на отшибе. Выносливый и трудолюбивый народ!

— В Сибири уже все китайцы или нет?

— Нет...

— То есть русские еще попадаются?

— Ну, Сибирь — это не Дальний Восток, к тому же городов крупных немного: Иркутск, Красноярск, Омск, Томск, Кемерово, Новосибирск...

— ...Новокузнецк...

— ...Междуреченск...

— ...ну и Якутск тоже Сибирь...

— Нет, Дима, это уже не Сибирь, Якутск — это Якутия (улыбается). Я там тоже пел, и эти огромные шахты бриллиантовые видел...

— ...и минус 50 ощущал...

---

---

— ...конечно. Я уверен, что народ у нас трудолюбивый, он хочет жить красиво, только законы нужны, чтобы он почувствовал, что наконец-то у него право выбора есть.

— Несбыточная мечта...

— Безусловно, две главные задачи — это дороги и жилье. Ну, приехал я сейчас из Вены — потолки там четыре метра: пусть и у нас так для людей строят — зачем им два 40?

— Ну ты же знаешь, как Задорнов говорил: «Раньше в России две проблемы были — дороги и дураки и сейчас тоже две — дураки и дуры»...

— (Хохочет). На самом деле, это главный вопрос, Дим. Человеку ведь что важно? Где жить, правильно? — его дом, а остальное приложится...

— Ты, простой сибирский паренек, мог представить, что пройдет сколько-то лет...

— ...и я буду давать тебе интервью, да? (Смеется).

— Нет, что ты объедешь весь мир и увидишь, как люди в разных странах живут, в том числе совершенно экзотических?

— Лет в 13-14 я мечтал стать артистом — на танцах играл, с отличием музыкальную школу окончил, но выбирал между спортом и музыкой. Выбрал первое сначала, однако позже понял, что спорт-то к 30 заканчивается, и принял решение, что все-таки в музыку уйду. Правда, шел через бизнес: смерть брата к резким переменам подтолкнула — для меня все обесценилось.

Безусловно, я ни о чем не жалею. Хотел бы я этот путь по-другому пройти? Не знаю. Если бы, скажем, контракт с какой-нибудь компанией подписал, но оказалось, что я настолько свободный человек, что под кем-то быть не могу. Ни о чем, короче, не жалею: нельзя ни о чем жалеть. Можно, только если не на той женщине женился...

— ...и то недолго, да?

— Ну да — если она не наверх тебя тащила, а вниз толкала.

Жизнь все показывает. Не сразу, правда: мы ее обычно этапами оцениваем. Юность — до 30 лет, потом период, может, до 42, затем до 50, 50 мне уже давно исполнилось... Вот эти отрезки жизненные я, как фильмы, пересматриваю, обдумываю, оцениваю, но изменить-то уже ничего нельзя. Если ты умный, на ошибках учишься — решение принимаешь, что так поступать не надо.

«Не взрослые дядьки, у которых уже все есть, должны страной руководить, а молодые умные ребята, и их найти надо...»

— Какое, на твой взгляд, будущее Россию — твою родину — ожидает?

— (Вздыхает). Дима, но я ведь не политик, да?

— Но ты же чувствующий человек...

— Как любой, кто по стране ездит, видит ее...

— ...много общается...

— ...причем с разными людьми, могу сказать: мне кажется, все этапы мы прошли...

— ...кроме счастливой жизни...

— У нас вот и демократия была, а счастливая жизнь... Нет, она есть — я уверен, что многие живут счастливо, и, как в «Интернационале» пелось, «кто был никем, тот станет всем» уже невозможно, сейчас все по труду и по уму — это во-первых. Во-вторых, безусловно, получилось так, что финансовое распределение стало...

— ...несправедливым...

— Да, как оказалось, в мире три революции произошли: экономическая, сексуальная (когда все возможно!) и религиозная — они дали толчок многим, кому просто в какой-то момент рядом с властью быть повезло. Давай говорить честно: может, никто о народе и не задумывался...

— ...а зачем?

— Время накопления было, но оно должно закончиться, должно настать время созидания!

Мне кажется, не взрослые дядьки, у которых уже все есть, должны страной руководить, а молодые умные ребята, и их найти надо, они должны быть из разных регионов...

— Где же их взять?

— Димочка, есть у нас люди, всегда были: вспомни — всегда герои у нас появлялись! И космонавты, и чемпионы олимпийские — ну так же?

Вот это в первую очередь нужно, а второе, что необходимо, — молодежные центры построить. В каждом городе — огромные, современные, чтобы молодежь где попало не тусовалась, а приходила и знала: это наш дом. Там у них свои бары должны быть, свои кинотеатры, свои интернет-клубы, свои дискотеки, и все под контролем, понимаешь? Это вещи, которые молодежи нужны: она уже другая. У меня сыну 17 лет — он другой, Дим. Я ему что-то объяснить пытаюсь, а он мне: «Пап, ну чего ты паришься?».

— «О чем ты?»...

— Ну да! Он в интернете как рыба в воде, на идеальном английском говорит, знает, что такое айпод, айпад и так далее. Мы привыкли стихи ручкой писать, а они уже другие.

— По поводу «стихи ручкой писать». Я очень люблю твои песни, и, когда говорю с людьми, которые что-то сочиняют, мне всегда интересно, как это у них рождается, как это таинство происходит? Ты вот как песни пишешь?

— Первая фраза важна! Помню, Лайма ко мне подошла — у нее программа «Танго» была, вся Москва афишами обклеена. «Женя, — попросила, — напиши мне про танго». Я удивился: «Ну где я, а где танго? — это же Аргентина», а она: «Жень, ну прошу тебя, сольный концерт через месяц!». Я фильм «Эвита» посмотрел, который тогда вышел, и представил, что она с тенью танцует: так родилась песня «Твое имя — Танго» — за нее первый раз премию «Песня года» мне дали, больше не давали (улыбается).

— Песни твои быстро рождаются?

— Бывает, кто-то с небес сигнал посылает: ты даже об этой теме не думал, и вдруг... а бывает, что хочешь на эту тему написать. «Братва...» за пять минут родилась, «Мой брат» год рождался, «Неизвестный паром» я, с парома сойдя, за пару минут написал.

— Потрясающе!

— Да, потрясающая песня, а «Поезд в Магадан» — очень популярная в Америке вещь, родилась у меня в жару, когда на пляже в Евпатории лежал. «Непрощенная» за три минуты появилась, а над «Судьбой» думал неделю. Это очень ответственная, важная песня, особенно для меня сейчас: ну, новая программа, нужен был хит, какая-то сильная песня заглавная. Я не могу какие-то простые песенки петь, мне глубина нужна...

— ...и чтобы слова друг за друга цеплялись и цепляли...

— Да, это ведь, Дима, как река течет.

— Первоначальны слова или музыка?

— У меня одновременно они появляются...

— Да?

— Практически. Бывает, запев сложился, а припев крутишь, что-то изменить хочешь — и начинаешь уже себя есть, харакири себе делать. Музыканты поймут, о чем я, и вдруг в определенную минуту оно раз — и у тебя, как у творца, выскакивает!

— Все привыкли, что ты сам пишешь песни и сам их поешь, и очень мало кто знает, что целый ряд блестящих твоих вещей другие исполняют. «Глухонемая любовь», например (ее Боря Моисеев поет), грандиозная песня, а еще «Я по тебе скучаю» в исполнении Кати Лель...

— ...и «Ладони»...

— ...Ира Аллегрова поет. Скажи, ты без сожаления отдаешь песни, которые запросто мог бы исполнять сам?

— Ну, я же сказал: я никогда ни о чем не жалею. Очень рад, что исполнители сняли на эти произведения клипы, а Лайма вообще программу «Твое имя — Танго» назвала: значит, все правильно я сделал. Ты ведь никогда с самого начала не знаешь, правильно это или нет: ждал девочку, а родился мальчик или наоборот (смеется). Не поставили эти песни, «Глухонемую любовь» и «Я по тебе скучаю» в «Песню года», хотя они по идее должны были там прозвучать, а в караоке везде их поют... Вот потому автора-то никто практически не знает — что это я написал, а у тех, кто не поставил, надо спросить: почему так? Есть два варианта — это или зависть, или еще что-то.

— Скорее всего, что-то...

---

---

— Я всегда, когда что-то достойное слышу, радуюсь: «Какая песня! Кто написал?», зависть у меня отсутствует. Радуюсь любому кинофильму интересному, любому спектаклю...

— Вот когда у Розенбаума что-то слы­шишь...

— ...в-а-а-ау! Когда он эти слова написал, про маму...

— ...«чтоб у мамы на том свете не болело сердце»...

— ...это, я тебе скажу, гениальная фраза. Вообще, Александр Яковлевич — наш учитель, я его безумно люблю...

— ...но зависть к нему иногда появляется?

— Никогда!

— Даже к этой фразе — про маму?

— Нет, это не зависть — восхищение, а это разные вещи. У него много гениальных фраз. «Танцевала в подворотне осень вальс-бостон...» — какую ни возьми песню, там золотые россыпи, а в раннем творчестве вообще все гениальное было.

«Я однажды в кабак пришел, а мою песню «Не вспоминай меня» там 15 раз заказывали»

— Обычно, когда автора спрашивают, какие песни у него самые любимые, он отвечает: «Все это мои дети, а разве детей выделяют?». У тебя любимая песня есть?

— Ну, безусловно, есть те, которые дороги...

— Ясно, а одна — самая-самая? Визитная карточка, что ли?

— «Не вспоминай меня» — она первой у меня родилась, точнее, второй — первой была «Статуя». Неизвестная вещь, я на танцах ее пел, потом она как-то из памяти стерлась, а вот «Не вспоминай меня» в 81-м на площади в Кемерово родилась, и ее во всех ресторанах пели и знали, что это я написал! Я однажды в кабак пришел, и там раз 15 ее исполняли: я сижу, а мою песню 15 раз заказывают — представляешь? (Смеется). Знаешь, Дима, это был шок, мне-то, может, лет 25 было, а когда она сочинилась, 22 или 23. Я где-то в Москве ее спел, кто-то услышал, и уже музыканты сделали аранжировку, песня зазвучала во всех кабаках всего мира, где русские жили...

— У тебя очень красивые клипы — в основном ты их в Соединенных Штатах и в Германии снимаешь...

— Я еще хочу и в Лондоне снять, и в Париже. Почему? Потому что много где я бывал и потому что вижу песню — и понимаю: на нее это место и эта история ложится. Я знал, что «Холодное утро» буду в Нью-Йорке снимать, «Вечер в Москве» — в Берлине, потому что дед у меня в Великую Отечественную погиб, я в память о нем хотел видео сделать. Все сценарии я пишу сам, еще и режиссерам снимать помогаю. Операторы — профессионалы, их-то чего учить? У нас операторская школа хорошая — Сережа Козлов, Макс Осадчий, Гера Гаврилов, который уехал в Америку и «Грэмми» там получил, сейчас у вас в Киеве сериал какой-то снимает. Мы тогда, Дима, голодные на творчество были — молодые все, одногодки...

— Ты и сейчас голодный на творчество...

— Нет, я имею в виду видео — это же первые видеоклипы были! Сейчас-то клипами никого уже не удивишь.

— «Братва, не стреляйте друг друга» вообще, по-моему, один из первых, да?

— Первой «Ностальгия» была — про голубей, второй — «Мой брат», третий — «Холодное утро», четвертый — «Братва», пятый — «Вечер в Москве», потом уже «Над сибирской тайгой», «Король», «Я буду ждать тебя»...

(Окончание в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter